Ярлыки

воскресенье, 13 ноября 2016 г.

Внутрь - пребывание

Когда наседка, нашедши зерно, дает знать об этом своим детенышам, тогда они все, где бы ни были, лётом летят к ней и собираются своими клювами к той точке, где есть клюв. Точно так же, когда Божественная благодать воздействует на человека в сердце его, тогда дух его проникает туда своим сознанием, а за ним и все силы души и тела. Отсюда – закон для внутрь-пребывания: держи сознание свое в сердце и собирай туда напряжением все силы души и тела. Внутрь-пребывание, собственно, есть заключение сознания в сердце, напряженное же собрание туда сил души и тела есть существенное средство, или делание, подвиг. Впрочем, они взаимно друг друга рождают и предполагают, так что одно без другого не бывает. Кто заключен в сердце, тот собран; а кто собран – тот в сердце.


     Около сознания в сердце должно собираться всеми силами и умом, и волею, и чувством. Собрание ума в сердце есть внимание, собрание воли – бодренность, собрание чувства – трезвение. Внимание, бодренность, трезвение – три внутренних делания, коими совершается самособрание и действует внутрь-пребывание. У кого есть они, и притом все – тот внутрь; у кого нет, и притом хоть одного – тот вне. Вслед за такими деланиями душевными, туда же должны направляться и телесные, им соответствующие органы: так, за вниманием – обращение внутрь очей, за бодренностию – напряжение мускулов во всем теле, в направлениях к персям, за трезвенностию – оттеснение мокротных, как выражается Никифор, каких-то расслабляющих, движений, подходящих к сердцу из нижних частей тела, подавление услаждения и покоя плоти. Такие телесные делания, действуя неразлучно с душевными, суть самые сильные, помогающие тем душевным средствам, без коих им и быть нельзя.

     Итак, все делание внутрь-пребывания чрез самособрание состоит в следующем. В первую минуту по пробуждении от сна, как только сознаешь себя, низойди внутрь к сердцу, в эти перси телесные: вслед за тем созывай, привлекай, напрягай туда и все душевные и телесные силы, вниманием ума, с обращением туда очей, бодренностию воли, с напряжением мускулов и трезвением чувства, с подавлением услаждения и покоя плоти, и делай это до тех пор, пока сознание не установится там, как на своем месте седалище, не прилепится, не привяжется, как липкое что-либо к крепкой стене; и потом пребывай там неисходно, пока пользуешься сознанием, часто повторяя то же делание самособрания и для возобновления его, и для укрепления, потому что оно поминутно то расслабляется, то нарушается.

     Надобно знать, что это внутрь-пребывание и собрание не то же, что углубление при размышлении, или дума (от слова "задумываться"), хотя много походит на него. Последнее стоит только в исходище ума, оставляя другие силы незанятыми, и держится в голове, а то стоит в сердце, в исходище всех движений, ниже и глубже всего, что в нас есть и бывает, или происходит так, что все это совершается уже поверх его, пред его глазами, и то позволяется, то запрещается. Отсюда само собою очевидно, что внутрь-пребывание есть, в истинном своем виде, условие истинного господства человека над собою, следовательно, истинной свободности и разумности, а потому и истинно духовной жизни. Это подобно тому, как во внешнем мире владетелем города считается тот, кто занимает крепость. Потому всякое духовное делание и всякий вообще подвиг должен быть совершаем отсюда, иначе он – не духовен, ниже подвижничества и должен быть отметаем. Царствие Божие внутрь вас есть, говорит Господь (Лк. 17. 21), и потом для одного духовного делания заповедал: вниди в клеть твою и затвори двери... (Мф. 6, 6). Это – клеть сердца, по разумению всех святых отцов. По сей-то причине человек духовный, спасающийся, подвизающийся, и называется внутренним.

     Что собрание внутрь есть приспособленнейшее средство к хранению ревности, это сейчас видно:

    Собранный должен гореть, ибо собирает все силы воедино, подобно как лучи рассеянные, будучи собраны в одну точку, обнаруживают сильный жар и зажигают. И действительно, с собранием всегда соединена теплота: дух здесь видится сам с собою, как говорит Никифор, и играет от радости.
    Собранный силен, подобно войску устроенному или пуку слабых тростей связанных. Оно, подобно препоясанию чресл, означает готовность и силу действовать. Несобранный всегда слаб и или падает, или не делает.
    Собранный зрит все в себе. Кто в центре, зрит по всем радиусам, все видит в круге ровно и как бы в один раз, а выступивший из центра видит по направлению одного только радиуса; точно так и тот, кто собран внутрь, видит все движения своих сил – видит и управить может. Горение же духа – сила и зрячесть, и составляют истинный дух ревности, который из них слагается. Потому следует сказать: только будь внутрь, и не престанешь ревновать. 

     Такто значительно внутрь-пребывание! Значит, должно потрудиться, чтобы стяжать его, ибо и оно не вдруг оказывается, а по времени и многом искании. На первом месте оно поставляется потому, что есть условие духовной жизни. Его совершенствование зависит от совершенства трех производящих его душевных и трех телесных деланий, именно: внимания ума с обращением внутрь очей, бодренности воли с напряжением тела и трезвения сердца с отбиванием услаждения и покоя плоти. В полном же свете явится тогда, когда будет стяжена чистота ума от помыслов, чистота воли от пожеланий, чистота сердца от пристрастий и страстей. Но и до того времени все же оно есть внутрь-пребывание, хотя несовершенное, незрелое, не непрерывное.

     Отсюда само собою очевидно, какие средства к неисходному внутрь-пребыванию, или, лучше, средство одно: удаляй все, что может нарушать показанные три делания, в их двойном сочетании, или все, что может отвлекать вовне силы души, с соответственными им отправлениями тела: ум и чувства, волю и мускулы, сердце и плоть. Чувства развлекаются внешними впечатлениями, ум – помыслами, мускулы расслабляются распущенностью членов, воля – пожеланиями, плоть – покоем, сердце – пленом или прилеплением к чему-нибудь. Следовательно, держи ум без помыслов, чувства – без развлечений, волю – без пожеланий, мускулы – без ослабы, сердце – без плена, плоть – без угодия и покоя. Итак, условие и вместе средство к внутрь-пребыванию: в душе борение с помыслами, пожеланиями и пленами сердца, в теле связание его, а за ними – изменение внешнего порядка. Судя по сему, и все последующие подвиги, кои будут направляться к умерщвлению самости, суть вместе средства и к внутрь-пребыванию.

     Вот почему в наставлениях святых отцов (учение о трезвении, блюдении ума) внутренняя жизнь всегда поставляется в неразрывной связи с подвижническою бранию. Однако же собрание не то же, что брань. Это – особое делание духовное, начальнейшее. Оно есть место, где все духовное делается – и брань, и чтение, и богомыслие, и молитва. Что ни делал бы подвизающийся, прежде всегда войди внутрь и оттуда действуй. 

Феофан Затворник

Ум, стоящий в сердце, призывает Господа в молитве, и, если сердце преуготовлено и есть на то Его милость, сходит благодать. На некоторых этапах эту благодать можно (не обязательно именно так) воспринимать как светоносную чашу (в сердце или груди) и ощущать исходящее от нее тепло, мир, тихую радость... Если есть мистическое видение (или развитое воображение), то можно узреть и ангелов, спускающихся с Чашей. Впрочем, такие видения большой духовной ценности не имеют. Они представляют скорее укрепление для "новоначальных" и на любых этапах молитвы могут обернуться прелестью.

Есть и опасность такого рода: может прийти какая-нибудь эмоциональная сила или раскрыться не духовное сердце, а эмоциональное. Придет умиление и чувство покаяния, появятся слезы, но духовного раскрытия не будет. Отличить эмоциональное раскрытие от духовного можно по плодам. При эмоциональном раскрытии человек становится эмоционально чувствительным и как бы более душевным. По душевному - доброжелателен, радостен, любвеобилен и пр. Эмоции и подочищенные страсти будут копировать духовные проявления. Вся эта лепота обрушивается вмиг, когда пробуждаются более глубокие страсти. И вот уже потоком изливается гнев на головы врагов, зло вибрирует осуждение, накатывает страх - или, в ином варианте, всячески защищается и оправдывается родовой и корпоративный эгоизм. 

Есть еще одна опасность, которая встречается реже и которая намного страшнее: это холодно-рассудочное освещение сердца - полная подделка сердечной литургии, когда рассудочный ум, благодаря длительной аскезе, протискивается в район сердца и завоевывает околосердечное пространство. Тогда эмоции иссушаются, сердце становится холодным, появляется возможность сознательно сублимировать низовые страсти.

О различии метода "блюдения сердца", описанного свт. Феофаном, и того метода (или стадии) молитвы, когда ум становится епископом сердца и совершает в нем словесную литургию, пишет, например, Лествичник:

«Иное есть прилежно умом блюсти свое сердце; и иное быть епископом сердца посредством ума, как начальнику и как архиерею, приносящему Христу словесные жертвы. Святой и пренебесный огнь, как говорит некто из получивших наименование Богослова, входя в души первых, опаляет ее, по недостатку очищения; а вторых просвещает, по мере совершенства; ибо один и тот же огнь называется и огнем поедающим, и светом просвещающим. Посему одни отходят от молитвы как исходящие из разжженой печи, ощущая облегчение от некоторой скверны и вещества; а другие, - как просвещенные светом и облеченные в сугубую одежду смирения и радования. Те же, которые исходят от молитвы без которого-нибудь из сих двух действий, молились телесно, чтобы не сказать по-иудейски, а не духовно» [Леств. 28, 51]

По всем признаком (отсутствие вообще упоминания свт. Феофаном о молитве в этом отрывке, только о внимании в сердце; сравнение последствий этого делания с огнем и пр.) первый метод ("прилежно умом блюсти свое сердце") -- это то, что описано свт. Феофаном. Почему он (нигде) не описывает второй метод ("быть епископом сердца" и проч.) и вообще не так много внимания уделяет ИМ в своих сочинениях (в отличие, скажем, от своего современника свт. Игнатия Брянчанинова) -- это загадка. Может, опасался им пользоваться, может, вообще не открыл его для себя (и потому из соображений осторожности вычеркивал соответствующие места при переводах из греческих отцов)

Но с тех пор подобное (я бы сказал сверх-)осторожное отношение к ИМ (как основе умного делания и словесной литургии) становится доминантой в русскоязычной литературе, так или иначе касающейся аскетики (вспомним, например, уже обсуждавшиеся на форумах: негативное отношение к "рассказам Странника", лекции Осипова и преувеличенное акцентирование в современной, если ее можно так назвать, аскетической литературе на высказываниях свт. Игнатия в том смысле, что "нашему времени оставлено только покаяние" и проч.)

Но у греческих отцов упоминание о словесной литургии ( в плане аскетики) является нормой, и хотя не встречается часто (в силу сложности темы и ее определенной закрытости как  этапа аскетики для "просвещенных"), но встречается, например:

"Царство небесное подобно Богом сделанной скинии, имеющей по Моисею две завесы. В первую войдут все, имеющие благодать священства, во вторую — умную скинию те, кто во мраке богословия священноначально совершали троичную литургию, [имея] Иисуса Началосовершителя и первого Иерарха... " [св. Григорий Синаит, Главы, 43]

"Прежде будущего сверхумного наслаждения, духовное святилище есть умное действие ума, священнодействующего и таинственно причащающегося на жертвеннике души Агнца в обручение Божие. Вкушать же Агнца на умном жертвеннике души — это не только уразумевать и причащаться, но и быть как Агнец по образу Его в будущем" [Синаит, Главы, 112]

О символической евхаристии (а значит, по сути, о словесной аскетической) в изобилии пишут Ареопагит и Максим Исповедник, и это при том, что о внешне, явным образом, совершаемой Евхаристии они не пишут вообще (евхаристология, как богословская тема, у них вообще отсутствует, и это составляет одну из загадок современной патристики)

Кратко говоря, стоя умом внутри сердца, надо собрать все силы души и тела воедино (как это описано у свт. Феофана, но только разумно, осознанно, для совершения определенного священнодействования), при этом представляя себе (символически-умственно, а не образно-чувственно) устройство своей души подобным устройству алтаря (это не обязательно и не имеет решающего значения, поэтому не следует придавать этому преувеличенного значения, но тем не менее). Тем более, что она примерно так и устроена (см. мои предыдущие сообщения, а также "Мистагогию" Максима Исповедника). То есть надо, скорее, увидеть (взглядом ума) такое ее устройство (что дается через предочищение души по способу свт. Феофана), чем его представить. То есть алтарь надо сначала (хотя бы, слегка) очистить

При этом (например) душа будет "выглядеть" примерно так. В середине (груди) престол, на котором будет совершаться словесная жертва. За ним, внизу, там где (условно) локализована животная часть души, должен быть воодружен на горнем месте Крест. То есть животные страсти души должны быть тоже предварительно (слегка, потому что полностью это можно сделать только через само умное делание) усмирены, например, воздержанием и по методу того же свт. Феоафана. Слева по ходу зрения, там, где в левой части груди (условно) локализована волевая, разумная способность человека и где "расположено" собственно сердце, находится жертвенник, на котором будет совершаться проскомидия.

Еще раз предупреждаю, подобное устройство души не обязательно (будет увидено) и приводится в качестве примера, то есть не надо на этом представлении зацикливаться, а особенно -- насильно его себе конструировать. "В дому Отца Моего обителей много", то есть в другом случае устройство души может соответствовать другому ее символическому описанию, соответствующему другой обители, куда человек попадает согласно Промыслу Божию о нем. Не всем положено (Промыслом) быть архиереями, не всем служителями алтаря, но каждый призван к умному деланию, как средству для очищения своей души, а как и в какой символической (в смысле реального символизма) обители оно будет совершаться, не имеет решающего значения для спасения.

Итак, собрав все силы души и тела надо на жертвеннике совершить (символическую) проскомидию, то есть привести логосы разумной части души (в той степени насколько они видны благодаря предочищению) в состояние, достойное для заклания словесной Жертвы. Иначе говоря, предуготовить свою волю к совершению таинства: на его совершение необходимо согласие свободной воли человека (и самодействие в таинстве Самого Христа, но об этом далее), принести свою волю в жертву, в дар. Затем, с этими дарами совершить Великий Вход. То есть встать умом в словесном месте (гортань, верхняя часть груди) и, произнеся Имя Христово, открыть врата и войти в алтарь. Здесь уже, по произнесении молитвы, действует не своя воля, но Совершителем таинства, Жертвой и Дарами является Сам Христос, Его же заклание совершается на престоле. Время останавливается, наступает вечность, новое творение, в котором и которой это одна и та же Жертва, однажды совершенная в истории и совершаемая вечно в сердцах христиан (и в Евхаристии верных).
Сердце (середина груди) освящается, и со словами "помилуй мя" (к которой может быть присоединены еще и другие молитвы, например, за весь мир) это новое творение, вечность и освящение распространяются и на другие душевно-телесные составы, что обновляет их и очищает, делает их (логосы) более видимыми и уготованными для совершения нового круга молитвенного богослужения


О целом множестве символических событий (исторически свершившихся и совершающихся в душе) и возможных аскетических приемов, связанных с Крестом и пуповиной живота. Я напомню только о некоторых общеизвестных (в основном событиях, а не приемах, чтобы не отвлекаться от главной, в данном случае, темы). Во-первых, Крест водружается во время крещения. То есть там, где был совершен первый грех (чревоугодием), там и водружается Крест. Место водружения  исторического Креста до сих пор называется пупом земли, и по преданию там лежит Адамова глава. Основание крестного знамения тоже покоится на пуповине живота. Со времени крещения каждый христианин обязан нести этот Крест, участвуя в страданиях Христовых, также как он ранее принимал участие в Адамовом грехе. Сила "мысленного зверя", как пишет Палама, на пуповине живота, и он туда, изгнанный крещением, возвращается снова нашими грехами. Оттуда мы его должны изгонять внимательной молитвой, участвуя в водружении там Креста (заново) и возобновляя (в определенном смысле) первое крещение. Это и есть то самое специфическое делание, о котором речь. Оно тоже относится к умному деланию, но не как словесной литургии, а к умному деланию, как возобновлению крещения и второму, духовному рождению.

"Если сила мысленного зверя на пуповине живота, потому что здесь закон греха имеет свою власть и питает зверя, то почему нам не утвердить тут противоборствующий ему закон вооруженного молитвой ума (Рим. 7, 23), чтобы изгнанный баней возрождения (Тит. 3,5) злой дух, вернувшись с семью другими и злейшими духами, не вселился вновь и последнее не стало хуже первого (Лк. 11, 26)"




Комментариев нет:

Отправить комментарий